мощью хозяйственных организаций советского государства. Если кулак является вкладчиком в государственном банке, если он волей—неволей будет связан во многих отношениях с государственными хозяйственными органами, то он неизбежно будет «втиснут» в определенные границы[630]. Бухарин признавал, что допущение кулаков в кооперативную сеть – форма допущения капитализма в рамках единого народного хозяйства[631].
Видение большевистских теоретиков, ограниченное антитезой «социализм» – «капитализм», в итоге отсекало широкий спектр вариантов выбора в развитии страны – в качестве возможных или целесообразных оставался достаточно узкий набор вариантов, ограниченных рамками социалистической доктрины. Рынок и частная собственность как инструменты саморазвития воспринимались социально чуждыми элементами для нового строя, поэтому оказались исключенными, а командно—административные методы «партии—государства» в итоге востребованы. Противоречие в расширении границ частного капитала с интересами пролетарского государства имело непреодолимый характер. Более умеренные варианты, в сравнении с политикой партийного руководства, могли отличаться меньшей степенью чрезвычайных и насильственных методов.
Освещение последствий военного коммунизма в условиях перехода от нэпу, предпринятое в изложенном выше материале, дает возможность констатировать признание большевистской властью ошибочности предположений по поводу политики непосредственного перехода пролетарского государства к коммунистическому государственному производству и распределению в мелкокрестьянской стране. Предпринятая попытка непосредственного перехода к коммунизму привела страну к глубокому системному кризису весной 1921 г. Не удалось уничтожить в крестьянине собственника, что означало бы ликвидацию самого крестьянина как такового. Нэп отражал своеобразную легитимацию многочисленных требований российского крестьянства. Неслучайно с введением новой экономической политики отчетливо стало проявляться стремление крестьян к увеличению посевной площади, многопольной системе, выполнению продналога.
Отказавшись от устремлений военного коммунизма в отношении деревни, правящая Коммунистическая партия по—прежнему придерживалась марксистской стратегии перехода от капитализма к коммунизму, что нашло выражение в теоретических доктринах большевистских теоретиков.
Переход от военного коммунизма к нэпу в значительной мере совершался привычными для партийцев методами военного коммунизма. Повсеместно по стране практиковались выездные сессии ревтрибуналов и нарсудов против неплательщиков продналога, принудительные и репрессивные меры при взимании продналога осуществлялись при помощи вооруженных отрядов. Негативные последствия прежней политики оказали соответствующее влияние на активизацию крестьянского движения. Весной—летом 1921 г. повстанческое движение в стране разгорелось с новой силой и продолжалось в ряде регионов до конца 1922 г. Недовольство крестьян находило свое конкретное выражение не только в повстанчестве, но и в специфических крестьянских формах сопротивления. Одной из таких форм пассивного протеста крестьян, особенно бедняков, являлось сокрытие пашни (посевной площади) и скота – это было массовым явлением.
***
Резюмируя результаты изучения в главе II диссертационной работы политики Советского государства в отношении крестьянства и ее воздействие на крестьянское движение, автор исследования считает возможным акцентировать внимание на следующих положениях. С приходом к власти партии большевиков в России связана своеобразная модернизация (переход от традиционного общества к современному) на основе марксистских идей. В большевистском понимании грядущего социализма центральное место занимали установки на всеобщую национализацию и обобществление средств производства, огосударствление экономики, централизованное государственное распределение материальных благ.
По утверждению автора диссертации, объяснение большевистских взглядов нельзя ограничить только обусловленностью военного коммунизма трудностями военной интервенции и Гражданской войны. Партийные теоретики основывались на марксистских предположениях о непосредственном переходе к социалистическому строительству через создание государственного производства и распределения. Сама модель военного коммунизма отражала соответствующее видение социализма в соответствии с марксистскими представлениями, что с победой пролетарской революции утрачивает свое действие закон стоимости, отмирают товарно—денежные отношения, рынок, их место занимает прямой продуктообмен. Эксперимент, связанный с построением нового общества в Советской России при помощи модели военного коммунизма, потерпел неудачу. Применение ортодоксального марксизма к реалиям крестьянской страны, породившее в значительной степени проявления своего рода революционного ревизионизма (выраженные в ленинизме), носило утопический характер.
Как свидетельствуют представленные материалы, в конце 1920 г. – начале 1921 г. политика военного коммунизма, как метод ускоренного перехода к коммунистическим началам производства и распределения, достигла кульминации в Советской России. После победы над белыми, т.е. после завершения важнейшего этапа Гражданской войны, связанного с ликвидацией военных фронтов, продразверстка была не только сохранена, но и распространена, помимо продовольственных культур, на все основные виды сельскохозяйственного сырья. Одновременно в стране осуществлялось завершение национализации всей промышленности в городе и деревне, включая мелкую. Кроме того, произошло усиление государственного принуждения в отношении крестьянских хозяйств.
В книге в хронологическом порядке освещается массовая вспышка крупных крестьянских восстаний, которая стала ответом на ужесточение государственной политики в отношении крестьянства в масштабах всего Советского государства. Ожидания крестьянства в отношении большевистской власти, связанные с окончанием изматывающей Гражданской войны, надеждой на облегчение жизни в деревне, оказались неоправданными. Кульминация политики военного коммунизма совпала с началом массовой демобилизацией в Красной Армии поздней осенью 1920 г., в результате крестьянская война против политики военного коммунизма получила значительное пополнение подготовленных и закаленных в боях командиров и бойцов.
По мнению автора исследования, изменение политики, олицетворяемое с переходом от «штурма» (военный коммунизм) к «осаде» (нэп) не означало корректировки партийных стратегических установок. Большевистские теоретики мыслили в рамках марксистской коммунистической доктрины. Разногласия имели место в отношении тактических моделей в границах переходного периода. Данное положение обосновано на примере дискуссии Е. А. Преображеского и Н. И. Бухарина. Политическая по характеру программа Бухарина не была стратегической альтернативой экономическому проекту Преображенского. Всех большевистских руководителей (несмотря на тактические разногласия) объединяло восприятие понятия «социализм» как альтернативного «капитализму» способа организации общества. При всех различиях во взглядах все они были членами правящей партии, поставившей задачу построения социалистического общества.
Глава III. Эпицентры крестьянской войны на территории Советского государства
3.1. Крестьянское протестное движение в Поволжье
В 1917 – первой половине 1918 гг. крестьяне Поволжья, как и всей России, добились ликвидации помещичьего землевладения и уравнительного перераспределения земель среди тех, кто обрабатывает ее своими руками. Но с ликвидацией помещичьего землевладения крестьянская революция не завершилась. Она вступила в стадию борьбы крестьян за право быть хозяином на своей земле, свободно распоряжаться результатами своего труда, против крайне тяжелых государственных повинностей, связанных со снабжением продовольствием города и армии, мобилизациями и обеспечением нужд фронта. События 1919—1922 гг. в поволжской деревне являются неотъемлемой частью общероссийского крестьянского движения, направленного против политики военного коммунизма. К началу 1919 г. Поволжье было полностью освобождено от антисоветских сил и вся его территория стала источником продовольственных и людских ресурсов для большевистского государства.
События января—февраля 1919 г. предвещали массовое крестьянское восстание на территории Поволжья – в непосредственном тылу Красной Армии, отражавшей наступление армии Колчака. Понимание опасности возникло и в центральных органах власти. Циркуляр Наркомата внутренних дел губисполкомам с предписанием сбора информации о причинах антисоветских восстаний в феврале – марте 1919 г. был разослан уездным исполкомам и волостным Советам в Поволжье. Опасаясь, что «восстания, вспыхнувшие за последнее время, примут характер единого контрреволюционного фронта», Наркомат внутренних дел требовал от местных органов управления детально расследовать причины восстаний», их характер и масштабы, состав участников, организаторов. «Вспышки» протеста и сопротивления могли вызываться, как говорилось в циркуляре, «действиями и распоряжениями существующей власти, поведением отдельных агентов местной власти, введением хлебной монополии, продовольственным кризисом, мобилизацией и пр. или недовольством общей политикой Советской власти». Однако реальных мер по исправлению ситуации циркуляр не предлагал. Все сводилось к «работе контрреволюционеров» и «недостаточной тактичности» местных органов власти, неумелому исполнению ими заданий Центра.
«Чапанная война». 3 марта 1919 г. практически одновременно в нескольких уездах Симбирской и Самарской губерний стихийно вспыхнуло крестьянское восстание, вошедшее в историю как «чапанная война» (от слова «чапан» – крестьянский кафтан, верхняя одежда крестьян). В числе первых заполыхали Сенгилеевский уезд в Симбирской губернии (села Новодевичье, Русская Бектяшка), Ставропольский уезд Самарской губернии (Ягодное, Отрадное, Мусорка, Хрящевка, Ташла)[632]. Одним из очагов восстания стало крупное село Новодевичье Сенгилеевского уезда Симбирской губернии. Волостное село Новодевичье имело свыше тысячи дворов и располагалось в центре хлебного района, у волжской пристани. Волнения в Новодевичьем начались на сходе 3 марта, созванном сельским Советом.